Мой второй сборник

Ну сюда я последний сих вписала недавно, а первый зато написан в 99 году. Лажи много но некоторые стихи уже менее графоманские

Дзержинский.

Нынче время такое Дзержинскому памятник рухнул!
Нынче галстуки рваные с треском из окон летят!
Нынче можно Алису и Нау без страха послушать.
Нынче панки и Янки, ко времени как ни когда!

И я тоже стал личностью, слушаю Гребненщикова.
И стираю о камни, я свой комсомольский значок.
Я ругаю все то, чем меня долго пичкали в школе!
И на площадь бегу, где оратор имеет почет.

Но вдруг время меняется, Янка в реке утонула.
Доллар стал популярней, чем раньше отец рок- н- ролл
Стали нами любимы Джа, Кришна, Иегова и Будда,
И ревут мотоциклы, средь ночи пугая народ.

И я тоже сектант, и я тоже за баксом в погоне,
После гибели Цоя я тоже люблю новый стиль!
Я стал тоже крутой сумасбродный, пугающий рокер!
Я на Ханке сижу, коноплей огород засадил.

Но опять перемены, вошел в наши жизни компьютер!
Стали хэккеры в моде, и клубы ночные нас ждут.
Нынче мафия вширь вдруг свои растопырила руки.
И Аум – син рекё повязали в Японии вдруг.

И я тоже любитель Пелевина и Майкрософта,
И я тоже кручусь в криминале и нюхаю кокс.
И из секты ушел, хоть и было мне это не просто.
Не ношу больше джинсы и не курю папирос.

А теперь, время думать и делать глубокий анализ.
В моде стали философы и показной суицид.
Снова Янку все чаще со вздохом средь нас вспоминают.
И психологи нынче живут как на падали псы.

И я тоже психолог, философ и самоубийца.
И я тоже паломник к могиле, где Янка лежит.
Скоро снова на площади, будет тот самый Дзержинский,
Старый гимн в новом веке все громче и громче звучит…

Обида.

Я из себя изобразила мак,
Пытаясь жить и коротко и ярко.
Теперь я разорилась от расплат,
И банк моей души стал холоден и пуст.

Я помню день, металась я в бреду,
По сильно переполненной квартире,
Искала комнату пустую, хоть одну!..
И не нашла уснув вповалку на полу.

Сегодня вновь последний день весны,
Сегодня вновь концерт, толпа народу,
А я, я стала молода от седины,
На всех обижена, на мне все возят воду.

И вот повержена!.. И появился ты!
Ты ждал момента этого уж годы.
Ты брал меня как победитель приз,
Мне все равно, мне нету дальше ходу.

Кидать камнями в тех, кто ослабел,
Ты это правило давно уже усвоил.
Теперь, мне снизу легче подглядеть,
Ведь сия игра свеч изожженных стоит.

Падение вниз.

Все подошло с разгону к краю,
Теперь со свистом мчится к низу,
Лихой, крутой, ледовый гонщик,
Вдруг врезался в скалу Дефриза.

А многократный победитель,
От новичка ушел в нокаут,
А самый старый долгожитель,
Учуял смертную усталость.

Стрелять не стала вдруг винтовка,
Свободы статую убрали.
И время, сделав остановку,
Пошло обратно против правил.

И с рельс сошел прескорый поезд,
На брег обрушилась цунами,
И градом обратилась морось,
И горы двигались руками…

Все подошло с разгону к краю,
Теперь со свистом мчится к низу,
Теперь же удержи все сразу,
Мизинцем на краю карниза.

Поездке на остров Попова на игру «Город вольных ремесленников посвящается…
Песня про туристов.


Утром в сторону Попова, с громким шумом и скандалом,
Шел битком, набитый катер, с креном градусов под двести.
А на катере туристов, что на кухне тараканов,
Что расселись, где придется, свесив головы и руки.
Они водки пьют немало, и орут дурные песни,
С громким хрустом, поглощая свои крабовые чипсы.
Громко топают и пляшут, и "Титаник" обсуждают,
Сими действиями, рискуя потопить несчастный катер.
Капитан на это дело, из- под кепки смотрит хмуро,
Ведь при катерокрушении, он последним борт покинет.
Он туристов мельтешащих, тайно, люто ненавидит,
Но свои скрывает чувства, и молчит всегда угрюмо.
Он кричит, обидны фразы прямо в громкоговоритель,
И грозит пьянчуг отвратных, сбросить с борта в сине море,
Но в душе прекрасно знает, что мечты не исполнимы,
И до пенсии придется наблюдать сию картину.
Катер к острову подходит, и толпа зашевелилась,
Водрузив на свои спины, все для жизни на природе,
Лодки, спальники, палатки, столитровые кастрюли,
С диким криком вылетают, на еще спокойный берег.
И как саранча со рвеньем, лезут портить сенокосы,
Гадить мусорить, пить водку, и орать ночами песни,
Вот такой культурный отдых, вот романтика ребята!
Согласитесь мир и в правду очень чист, красив и светел!?



Ода об идеальной фирме.

Нужно здание крутое в центре города большого,
Чтоб блистало оно краской от наружного ремонта.
Дверь с железными замками и задвижками большими,
И полком сигнализации чтобы воры не пробрались.
Ну а в здании, средь диванов и крутой аппаратуры,
Там имеются ребятки в дорогих, крутых костюмах,
На костюмах этикетки, чтобы люди цену знали,
И дождем они облиты дорогих одеколонов.
Веер долларов зеленых из нагрудного кармана,
Связки пэйджеров пищащих и мобильных телефонов,
Галстук розового цвета, черный Note book под мышкой,
Лишь с конвейера сошедший… Все при них всегда ребята!
Они пялятся в компьютер, где всегда пасьянс «косынка»,
С видом очень напряженным, занятым и деловитым,
На рубли меняют баксы и о чем – то спорят рьяно,
Это рядовой рабочий, этой супермодной фирмы.
Их начальник в кабинете, положив на стол блестящий,
Для удобства и для понту, ноги в лаковых ботинках,
Молча тянет горький тоник, восстанавливая силы,
После бывшей накануне очень буйной вечеринки.
Его глаз один прищурен, а другой на небо смотрит,
Щеки красные и шея и мешочки под глазами.
Тяжела его работа! Эти встречи деловые,
Организм его несчастный, очень сильно утомляют.
У него жена и дети, шесть любовниц, три машины,
Гаража больших четыре, дома два и три квартиры,
Так - же вилла на Багамах и конечно… море баксов,
Что распиханы по сейфам и по банкам по Швейцарским,
По карманам и кубышкам и по всем щелям, где можно.
Вот ребятки смысл жизни, вот он идеал ребята!
Мне, б наняться в эту фирму убиральщиком - вахтером,
Я бы тоже бал в костюме и с мобильным телефоном,
И в пасьянс «косынка» тоже, я, б наверно наигрался!

Наивная песня.

Безумные дебаты, и пустые разговоры,
Возвышенные книги, петушиные бои.
Расстрел пустых бутылок с пневматических винтовок,
Красноречивым языком кричат кто ныне мы.
Но слушать, ныне так не модно,
Писк моды любование собой.
Придай же каждой клетке тела лоска,
И заглушив сей крик погромче пой:
А-А-А-А. А-А-А-А. Хороша моя земля,
И облака над желтыми полями,
И города под золотым дождем,
И берега омытые морями,
И целый мир, в котором мы живем.
Когда же вдруг во круг все станет очень серым,
И стены станут выше этих белых облаков.
Когда мы потеряем надежду боль и веру,
То мы продолжим громче, песнь наивных дураков
Наивной песней крики заглушая,
Вопя «ура» и уходя на дно.
Все в шутку обратить опять пытаясь,
Под взрывы вновь и вновь поем одно.
А-А-А. А-А-А. Тело пусто, даль светла.
Мир стал вокруг светлее и добрее,
На небе снова радуга взошла.
Мы воплощаем новые идеи,
Мы совершаем благие дела.

Стихи об обычном гении.

Родился - в городе, в России,
Учился на своих ошибках,
Исправно падал, поднимался,
За доброе дарил улыбку.

Он был заметным, но не первым,
Внушал понятно, и без крика.
Был в меру сильным, в меру смелым,
Из ситуаций видел выход.

Писал стихи, стал популярен,
Любим толпой, фортуной, богом.
Стал неприступен, тверд как Сталин,
Стал относиться к миру строго.

К четвертаку решил: «Я гений»
И подтверждая гениальность,
Строчил пинкфлойдовские « Стены»
Всегда их с грохотом взрывая.

А к тридцати стал раком болен,
Простился с миром торопливо,
И написав себе некролог,
Он умер просто и красиво.

Посвящается Каркасу, который очень любит писать такие песни:

Песнь про кладбище.

Ветер сильный гуляет над кладбищем в темную полночь,
Волки воют, под полной луной, заунывно, протяжно.
Из могилок вампиры идут по делам своим темным,
Смерть с косой отправляется снова искать пополнение.
Червяки разъедают опять чью- то дряблую кожу,
И летучие мыши летают по небу ночному
Навьи вновь достают очень, сторожа дядю Вову,
Похотливой любви у него вновь и вновь домогаясь.
Дядя Вова не спит, он в окошко свое наблюдает,
То как злобная секта, вершит на могиле обряды,
Они в жертву опять уж кого то кому то приносят,
Дядя Вова привык, видел он и еще не такое!
Но вот близится утро, и ветер протяжный стихает,
Волки пасти закрыли, и глотки собачьи заткнули,
Упыри разошлись по домам крови алой напимшись,
Смерть с косой возвратилась обратно с тяжелой работы,
Червяки обожрамшись, противного трупного мяса,
Сладко спят, впрочем как и усталые мыши во склепах,
Недовольные навьи ушли, вновь любви не добившись,
Но, а злобную секту менты загребли с перепою,
Вот такую историю я вам поведала дети,
Закрывайте глаза и приятных вам слов дорогие…

Идеалистическая.

Где - то город вдали, ярко светится,
На далеком, на том берегу,
Вот и прожили новое лето мы,
И я вновь полной грудью дышу,
А над морем луною освеченным,
Всходит белая, белая ночь.
Снова жизнь, снова раны залечены,
И я в жизни купаться не прочь.

Эту жизнь я люблю, это знаю я,
Я люблю город свой, корабли.
Я люблю аромат, что вдыхаю я.
Эту соль, от приморской земли.
А на дне моря тихого, средь ночи,
Виден свет звезд морских и живых
Что ютятся на камнях под скалами,
В твердь соленную, щупальца впив.

Город мой далеко, но он светится,
Этой ночью как в сотни ночей,
И живу на прекраснейшем свете я,
Потому что есть кто- то со мной.
Эту жизнь проживу я как многие,
Канут в лета деяния мои,
Но останутся сопки пологие,
И накаты прибрежной волны.

Осень. (Слова Тауриэль: музыка: Карсельеб)

Так получилось, ты стал, последним моим исключением,
Но час выбрать тему настал, кем, камнем быть, или тенью,
Проволокой быть или цветком птицею быть, или волком,
Но, чем бы выбор ни стал, в том что у нас не будет толку…

Припев:
Осень, и листья вдруг стали, красным каленым железом,
И все пробивающим клином стали вдруг птичьи стаи,
Плачут деревья- уродцы спиленные проводами
И высятся стены помпезно, сложенные кирпичами…

И в этом мире холодном, мы в чувства с болью играли,
И притворялись слепыми, друг другу глаза закрывали.
Но мир стучится в наши двери, не забывайтесь родные,
Этому миру больше не верю, вера осталась в могилах!
Припев:

Кину кирпичную розу, в стены прикрывшие небо,
Должную память оставлю, тем, кто погиб, и канул в небыль,
Мемориальной доскою, миру железа и стали,
Стану, раскинув над морем, руки, что жизнь убивали…
Припев:

Стяг.

Как голыми пальцами уголь с костров извлекали,
Как просто горячая сталь пробивала доспех.
Так вновь мы как зомби из черного праха вставали,
И вновь поднимали свой стяг и вновь шли на рассвет.

И рвением японца что сам себе делал сиппуку,
Мы рьяно сражались и гибли один за другим.
И меч не желал покидать неустанную руку.
Но шли времена, а у нас не кончались враги.

Полотнище стяга исписано буквами древних,
Но их если честно ни кто, ни когда не читал,
Но мы в этот стяг упоительно, жертвенно верим
И не родился еще тот, кто б сию веру украл.

Вот наш знаменосец… Он истинным был патриотом,
Да жалко его грудь пробила шальная стрела.
За что была битва? За земли ли иль за болота?
Была ли победа? Его не вернуть ни когда.

Мы бьемся бесцельно, ведь быть не могло по другому,
Мы много столетий лишь стягом туманным живем.
Устроив погром, мы приходим к другому погрому,
Другой результат мы не ждем, да и не поймем.



Погоня.

Дребезжит колесами трамвай,
Подъезжает он к последней остановке.
Вот конечная, заветная – вокзал,
Мостовая и площадка для парковки.

Мне б бежать вперед, но толщею народ,
И я мчусь по череде залов и лестниц.
Очередь преграждает мне проход,
Под ногами рюкзаки, тюки и вещи.

Вот и виадук над рельсами повис,
Ряд пиронов серых, третий с права – главный!
И "Владивосток – Новосибирск"
Тот проклятый поезд что отходит плавно.

Я бегу по лестнице вперед,
Звуки гимна у меня в ушах застыли!
Вот платформа, мимо тащится "шестой",
Твой восьмой, вагон, я это не забыла!

Поезд движется быстрее и быстрей,
Вот твой лик мелькнул в окне, чтоб кануть в вечность!
Я за поездом все мысли о тебе.
Вот пробились крылья в чешуе колечек.

Расступись народ, пригнитесь! Я лечу!
Я на миг дракон, я бредила драконом
Я хочу за этим поездом! Хочу!
Я должна быть там наперекор законам!

Но я падаю в асфальт, разбив лицо.
Волшебство исчезло, как и появилось…
А вокруг пустой перрон. Опять ничто…
Все приснилось. Все опять приснилось…

Обращение к миру.

Я порочна, бестолкова,
Я неряшлива, глупа,
И смеюсь я очень громко,
Больше всех люблю себя.

Влюблена я в свое фото,
Ты не думай, не в тебя!
Если делаю я что- то,
То всегда себя любя.

И во мне, как не гляди, ты,
Сто пороков- просто жуть!
И во век ты не отыщешь,
Ладное, хоть что ни будь!

Но и ты отнюдь не сахар,
Напиши такой же стих,
Будем петь мы эти песни
В одиночку на двоих…

Немая

И когда войско уходило не прощаясь,
Когда отряды провожали сотней глаз,
То из толпы внезапно выбежав, немая,
Ломая руки, мертвым криком излилась.

И вой ее средь тишины подобно грому,
Переходя по всем октавам с «А», на «О».
Был непонятен и казался просто стоном,
«-Немая плачет»- думал каждый «-что с того»?

Она коней хватала тонкими руками,
Рвала одежду на рыдания исходя.
Ей так хотелось горе выразить словами,
Какое горе? – нам узнать увы нельзя.

А в голове пылали пламенные речи,
Слова сплелись в классический мотив,
О, дай господь на миг язык безмолвной ведьме,
Возможно, ей дано войну остановить.

Если я открываю, но дверь не свою,
А дверь обреченного, жертвы во мраке.
Если я и иду не по полу, а по доске гробовой,
Не прогрызенной червем.
Слышишь, четкие шаги? Слышишь четкие шаги?
Это вовсе не я, я уже далеко…
Мой разум был щитом. Мой разум был щитом,
Но тело просит мести, разбив оборону.
Не смотри на мой облик, он разбит и повержен,
Загляни в корень зла, на нем свежие ростки.
Дай пробиться им на свет, сквозь толщу почвы.
Подожди давать ответ, я меняюсь в этих муках!
Я чудовище, я монстр в процессе перемены,
Но не дай остановится, пусть идет все до конца.
Дай мне скинуть эту кожу, загляни вовнутрь.
Это я! Ты увидел? Это я!
Но постой я заношу руку, но не свою,
Это нож, но не дай сей руке опустится.
Не дай мне убить в твоем лице, последнюю надежду…


Что там скорчилось так неуклюже и неосторожно,
Что прибили гвоздями к стене, словно важный плакат?
То на площади смерть моя, став достоянием народным,
Для толпы и зевак как музейный висит экспонат.

Посмотри в пустоту, что таится в тех черных глазницах,
В темноте этой тоже лучились, сверкали глаза,
Загляни! Но внутри только пыль и зловоние таится,
Это старая песня и пройденный кем - то этап.

Срежь веревки и я упаду, словно кукла со стенда,
И нелепо раскину бессильные руки свои.
Это только начало и надо дождаться момента,
Семя брошено в землю и скоро пробьются ростки.

И я буду вставать, делать снова и снова попытки,
И хватаясь за стену, конечно с земли поднимусь,
И я сделаю шаг под молчание толпы вмиг притихшей,
С этой площади вновь по дороге вперед устремлюсь.


Некрасивых людей не бывает! Кто –то верно сказал до меня!
В каждом взгляде есть скрытая тайна. В каждом вздохе немая тоска…
Каждый думает, каждый стремится, вновь достичь свою личную цель.
Каждый думает и каждый злится, каждый видит и знает, поверь!
Каждый слышит по своему музу, каждый видит по новому свет,
Некрасивых людей не бывает, а бывает несходство, и дверь.

Гибну я –и здравствуй небытие!
Гибну я – мои мечты прощайте!
Гибну я - прости моя страна!
Мне уж ни чего не сделать для тебя.
Вы простите мне мои друзья!
Нечего вписать вам в некролог.
Это так обидно! Я – потерян!
И исправить этого нельзя.
Не уйти, не написать, не совершить,
Не рискнуть мне тем, что отобрали.
Гибну, не во имя, ни чего.
Но я жизнь любил - вы это знайте!
Засыпали, обрезали маршрут.
Взорвали мост, обрезали проводку.
Эту жизнь мне больше не вернуть.
Не увидеть свет мне ненадолго.

В пустоте все ближе грохот кованых сапог,
В коридоре эхом об высокий потолок,
Где - то чиркнет искра и зажжется факел – свет,
Призрачные тени, тех бойцов, которых нет.
Зарево все ярче, полночь - в замке тишина,
По бетонным плитам гул сапог – идет война.
Съежившись эпоха содрогаясь дрожью в такт,
Вдруг зажмется в угол слыша сей чеканный шаг.
Тысячью осколков, камнем о хрустальный мир,
Этот звук вдруг станет, выбив граждан из квартир.
За года просохший порох древний вспыхнет вновь,
Закрывайте ставни! Створки каменных ворот!
Закрывайте ставни и держитесь за любовь,
Эта нить поможет остановит войска ход!
Обнажите сабли! И огня! Зажгите свет!
Силу сбитым пальцам! Пой певец, кричи поэт!
Ржавые доспехи! Паутину прочь со стен!
Жизни! Боги! Жизни! С тела улетучься тлен!
Натяните луки. Лень долой! Прочь пустота!
Вы готовы руки? Здравствуй новая война!


Это не я стою у дверей,
Это не я не смотрю на тебя,
Тело лишь статуя с блоком из рук,
Я здесь но только внутри.
У меня крик, но только он нем,
Ты должен стать сверхчеловеком на миг,
Ты должен увидеть то чего нет,
Для прочих, обычных людей.
Ты должен уметь со мной говорить,
Без звуков, без жестов и помощи слов.
Уметь предугадывать, слышать и жить,
Со мною и статуей «Я».
Мы пара последних людей на земле,
За то что сумели друг друга найти,
За то что смогли отменить этот мир,
Мир звуков и плотских страстей…
18.10. 01

Я напряжена, зацыклена , почти мертва,
Этот ринг не с проста,
Прекратите гул и вой.
Дайте факел
Толпа замолчи - я сражаюсь с собой!

Этот свет на меня, а во круг пустота,
Темнота и тюрьма,
Битва так не равна,
Она смертельна страшна-
В ней кто – то сгинет, а сильный же станет живой.

Толпа, я бролась , всю жизнь сражалась с тобой,
А теперь я одна,
Ты поймала меня.
Дайте света.
Первый ринг для сражения с собой!
Это шоу для всех, не зевай.
Это край и выхода нет!
Толпа виват! Ты – ты выходишь на свет!


Не была бы я немая, рассказала бы про все,
Не была бы я уродкой, поразила бы красой,
Я бы спела много песен, был бы голос у меня,
Толи мир уж слишком тесен, то ли я увы свинья.

Я бы сделала, б такое, были, б руки с головой,
Я бы сделала ребенка, если бы была с тобой.
Я бы стала бы собою, если, б личностью была,
Я бы стала бы живою, но увы я умерла.


Ну вот и сгинула последняя надежда,
Без злости кинув на прощание, ну, пока!
И ни чего не стало, вроде все как прежде,
Все те же стены, та же пустота.
И та же я накинув утреннюю маску,
Рисую тонкой кисточкой глаза,
И выхожу за дверь, не жду подсказки,
И помощи внезапной никогда.
Все так же за стеной кричу печально,
Под шум магнитофонов и программ,
Кричу в окно беззвучно из – за грани,
Жду ночи днем, а ночью жду утра.
Все так же с крыши дома глядя в небо,
Очередной последний сделав шаг,
Лечу к асфальту, выживаю бренно,
Иду хромая к дому… Все не так.
Ты сгинула последняя надежда,
Плод для лирических, униженных стихов.
А я осталась. Я жива как прежде.
Не покачнется пустоты моей остов.


Завернулась бы в мох с головою,
Растворилась с землею бы – лишь бы не быть.
Проползла бы червем иль змеею,
До соседнего края земли.

Растворилась бы в море соленом,
Обернулась бы пеною – лишь бы не быть,
По широтам скиталась б волною,
До соседнего края земли.

Но покуда я тело живое,
Не пройти мне сквозь стену,
Не стечь мне ручьем,
Но покуда не стать мне собою,
Мне не стать, нет не стать пустотой…


Мне снятся сны… Мне снятся сны…
И этот бред мне тоже снится,
Мне снится глупость и враги,
Мне снятся кони снятся принцы,

Мне снятся стены и мосты.
И лица в общей круговерти,
Мне снится он и снишься ты,
Я не иду, я сплю поверьте!

Мне снятся сны, мой сонный бред,
Похож на сказку без начала,
И будет, ль сказке той конец,
Дай бог чтоб это я узнала…


Я умираю в двадцать два сорок.
Я доживаю последний свой час.
Можно подумать, можно поспорить.
Но как ни крути, смерть случается с каждым из нас…

А на дворе наступает зима.
И мне хорошо будто завтра наступит,
Двадцать два сорок - казалось бы все навсегда,
Но мне верится в то что все еще будет.

Возможно, пройдет десять лет,
А может быть год или два,
И я вновь воскресну, конечно, конечно воскресну!
И жизнь вновь пойдет со скольких?
С двадцать двух сорока!
И ты никогда ни куда от меня не исчезнешь.




Завело же меня в этот пьяный бардак,
В этот бред в этот дым от плохих сигарет,
И к залапанной рюмке дрянного вина,
В этот громкий тупой и бессмысленный смех.

Среди этих залапанных, глупых девиц,
Я почти что им ровня, почти что своя,
Пол секунды, пол шага, пол мысли сорвись,
И свершится внезапно предательство «Я».

А вчера я была не здесь и другой,
Я смотрела на трассу сквозь легкий туман,
И я знала кого я веду за собой,
И далек был обвал и далек был обман.

И казалось нажатие кнопки рукой,
И исчезнет вся грязь с лобового стекла,
И я буду чиста, и я буду собой
И доеду до цели что вроде видна.

Но опять отказали мои тормоза,
И я пью третий день в придорожном кафе,
Я несу пьяный бред силясь что – то сказать,
И как шлюха опять изменяю себе…